Памяти профессора Богомильского Михаила Рафаиловича

Памяти заведующего кафедрой оториноларингологии педиатрического факультета РНИМУ им. Н. И. Пирогова, член-корреспондента РАН, Заслуженного деятеля науки РФ, президента Российской ассоциации ЛОР-педиатров, д.м.н., профессора Богомильского Михаила Рафаиловича.

Научная школа – это команда единомышленников, ученых и врачей, объединяемая харизмой, интеллектом, силой характера единственного Лидера, умеющего вдохновлять и давать вектор развития науки для своей команды. Школа Михаила Рафаиловича Богомильского – это 12 докторов и 70 кандидатов медицинских наук, около 24 изданных монографии, учебника и руководства для врачей! Свыше 30 научных степеней уже получено под руководством учеников Михаила Рафаиловича. Основные научно-практические направления деятельности профессора — аллергия в оториноларингологии, слухоулучшающая микрохирургия, кохлеарная имплантация. За рубежом его называют «The father of  Russian cochlear implantation», потому что именно им были выполнены первые кохлеарные имплантации в России в 1986 году. 

17 октября 2021 года Михаил Рафаилович ушел из жизни. Но его главное детище – школа Богомильского продолжает жить и работать во благо счастливого детства и родной специальности оториноларингологии. 

Коллектив LORTODAY выражает глубочайшие соболезнования родным и близким, коллегам Михаила Рафаиловича. Вечная память.

Интервью с Михаилом Рафаиловичем Богомильским (2019 год)

— Вами создана Ассоциация ЛОР-педиатров. Какие основные задачи стоят перед ней?

— Начну с названия. В нашей стране ЛОР-специалистов, которые лечат детей, традиционно в течение многих лет относят к детской оториноларингологии. Так же всегда называли кафедры в институтах и университетах. Само по себе это название мне как-то не понравилось, как будто наша специальность игрушечная. Была и другая версия, более правильная, — оториноларингология детского возраста. Уже лучше. И все же мы остановились на термине ЛОР-педиатрия, как бы подчеркивая, что мы — часть педиатрии, и действительно: мы больше нужны педиатрам, больше связаны с ними, чем с оториноларингологами, которые лечат взрослое население.

Когда мы стали больше ездить по свету, когда поднялся «железный занавес», когда стали налаживаться контакты с зарубежными коллегами, оказалось, что мы поступили правильно: многие съезды и научные общества относятся к педиатрической оториноларингологии или ЛОР-педиатрии. Ну и задачи во всех ассоциациях схожие, это профилактика и лечение больных на основе современных и научных методов, улучшение обучения врачей и их последующая учеба. В конечном итоге к этому сводилась разработка учебников, руководств, организация съездов, клинических рекомендаций и прочая деятельность ассоциации и ее региональных отделений.

— Как вы оцениваете результаты работы ассоциации? 

— Мне трудно оценивать собственную работу, но сам факт многолетнего существования ассоциации, отсутствие попыток создания параллельных научных обществ (как это часто наблюдается в других медицинских специальностях) косвенно свидетельствует об ее авторитетности.

— Как взаимодействуют Ассоциация ЛОР-педиатров с Союзом педиатров России и Национальной медицинской ассоциацией оториноларингологов? 

— Мы практически всегда участвуем во всех педиатрических съездах и конференциях в России и за рубежом, являемся ассоциативным членом союза педиатров, тесно контактируем с ведущим педиатром нашей страны академиком Александром Александровичем Барановым, состоим в Национальной медицинской палате, которой руководит педиатр-хирург Леонид Михайлович Рошаль. В добрых отношениях и с Национальной медицинской ассоциацией оториноларингологов, всегда заметное место в ее пленумах занимают отоларингологи-педиатры.

— Считаете ли вы необходимой сертификацию в детской оториноларингологии, как, например, в других специальностях? 

— Я вообще плохо понимаю, что такое сертификация в сфере человеческих отношений, тем более в такой сложной ее области, как лечение больного человека. Ведь не зря в России всегда главным правилом было лечить больного, а не только болезнь. Стремление все разделить по полочкам во многих случаях связано с перестраховкой: как бы чего не вышло. А нас учили тому, что профессия врача особенная, она требует полной самоотдачи, каждодневного самопожертвования, это должны понимать в семьях. Мой учитель Борис Сергеевич Преображенский всегда старался познакомиться и подружиться с женами сотрудников, внушал им, как важно положительное влияние на мужей-врачей в их трудной работе. Ни мне, ни другим ученикам никогда в голову не приходило, как можно уехать домой, если у тебя тяжелый больной, который требует твоего внимания и помощи. Всегда было трудно найти общий язык с кадровыми или профсоюзными деятелями, которые тоже хотели все регламентировать: приход и уход с работы, обеденный перерыв и так далее. Я проработал врачом более полувека и даже не представлял себе, что такое перерыв на обед, не знал, какой у меня рабочий день… А если возвращаться к сертификации, то это в медицине можно отнести к лекарствам, оборудованию, специальной одежде, условиям труда — может, еще к чему-нибудь подобному.

— Какими вы видите ступени образования для ЛОР-педиатра? 

— Проработав 62 года в медицине, я считаю свое образование идеальным, а ступени такие: институт, работа в районной больнице Бологого Калининской области три года, затем два года ординатуры, дежурант в ЛОР-отделении Первой градской больницы, городской ординатор, заведующий ЛОР-отделением, ассистент и доцент кафедры на лечебном факультете, профессор и заведующий кафедрой на педиатрическом факультете. И как итог — избран в Академию наук! Мне повезло, я прошел все ступени жизни врача. И как бы это ни звучало сейчас несовременно, я был секретарем партбюро и членом парткома Второго меда. Это оказалось очень полезным, психологически важным и для моей подготовки и привычки к организованности, и даже в выборе друзей.

—С какими диагнозами чаще всего госпитализируются в стационар дети и как часто приходится выполнять хирургическое вмешательство?

— На этот вопрос ответить трудно, поскольку все стационары разные, в них работают разные по квалификации врачи. Вот другое следует сказать: часто ЛОР-педиатрию сравнивают со взрослой, насчитывается много отличий. Главные — следующие: хирургии больше у взрослых, там больше трудных многочасовых операций, а вот в ЛОР-педиатрии самое трудное — это новорожденные, грудные и дети раннего возраста. Когда я, уже будучи доцентом очень продвинутой Первой градской больницы, перешел в Морозовскую больницу, мне было очень сложно именно с этими детишками. Может быть, поэтому лечение ЛОР-больных этого возраста и даже недоношенных стало общим научным направлением нашей кафедры.

— Считаете ли вы достаточными мощности фармацевтической промышленности, разрабатывающей и выпускающей лекарственные средства для детей?  

— Насчет мощностей не знаю, но считаю, что разламывать таблетки пополам и делить их на 4 части — это, конечно, примитив.

— Многие современные родители являются сторонниками лечения гомеопатией, как вы к этому относитесь?

— Абсолютно терпимо. Объяснение действия этих лекарств не всегда убеждает ученых, но как врач могу сказать, что часто оно положительно и никогда — отрицательно. Так почему запрещать? Потому что не все понятно? Это неправильно. Надо помнить: «Не вреди — это главный принцип».

— Есть ли определенные личностные характеристики, по которым происходит отбор кадров в педиатрии? 

— Трудно сказать. Один писатель, когда его спросили, как сочинять для детей, ответил — так же, как для взрослых, только лучше. Вот и лечить детей нужно так же, как и взрослых, но только лучше.

— Изменили ли вас дети? 

— Да. Когда я встречаюсь с детьми, у меня всегда настроение меняется к лучшему.

— Не могли бы вы нам рассказать случай из своей практики в стиле Михаила Булгакова, «Записок юного врача»?

— Проверяю слух девочке лет 7–8. Объясняю, что буду шепотом говорить цифры, а она, если услышит, должна повторить. Называю двенадцать, в ответ девочка с удовольствием и улыбкой говорит — «твелф». Оказалось, учит английский.